Робин Хобб - Королевский убийца [издание 2010 г.]

Ночной Волк и я провели день вместе. Он ворчал на меня из-за того, что я выбрал странное время для охоты и потратил ранние рассветные часы на возню в своем логове. Я сказал ему, что так должно быть и так будет несколько дней, а возможно, и дольше. Он был недоволен. Так же, как и я. Меня сильно смущало, что он так хорошо знает, как я провожу время, несмотря на то, что я не ощущал никакого контакта с ним. Мог ли Верити чувствовать его?

Волк засмеялся надо мной.

Достаточно трудно иногда заставить тебя услышать меня. Думаешь, я стану пробиваться к тебе, а потом еще и ему орать что-нибудь?

Нам не особенно повезло на охоте. Два кролика, и оба довольно тощие. Я обещал принести утром мясных обрезков. Еще меньшего успеха я добился, пытаясь объяснить, отчего не хочу поддерживать мысленную связь в определенные моменты. Ночной Волк не мог понять, почему я отделяю спаривание от других дел стаи вроде охоты и воя. Спаривание предполагает скорое появление потомства, а потомство — забота стаи. Не передать словами, как затруднительно мне было вести такие разговоры. Откровенность волка приводила меня в ужас. Он заверил меня, что разделяет мой восторг и от моей самки, и от процесса спаривания. Я умолял его не делать этого. Полный провал. Наконец я оставил его есть кроликов. Ночной Волк казался недовольным тем, что я не взял своей доли мяса. Единственное, что мне удалось сделать, — это заставить его понять, что я не хочу знать о его присутствии в моем сознании, когда я с Молли. Вряд ли это было то, чего я хотел, но больше я ничего не смог объяснить ему. Сама мысль о том, что временами я хочу полностью разорвать свою связь с ним, была ему абсолютно недоступна. «В этом нет смысла, — настаивал он. — Тогда мы не будем стаей». Я оставил его, размышляя, смогу ли я когда-нибудь остаться наедине с самим собой.

Я вернулся в замок и искал уединения в своей комнате. Хотя бы на мгновение мне нужно было оказаться там, где я мог закрыть за собой дверь и остаться в одиночестве. Пусть только физически. Как нарочно, коридоры и лестницы были полны спешащих людей. Слуги убирали с пола старые травы и приносили свежие, в канделябры вставлялись новые свечи, а вечнозеленые ветки гирляндами развешивались по стенам. Зимний праздник. Не очень-то празднично я себя чувствовал. Наконец я подошел к своей двери, прошмыгнул внутрь и плотно закрыл ее за собой.

— Так быстро? — Шут, возившийся у очага со свитками, встрепенулся и посмотрел на меня.

Похоже, он навел в них некий порядок. Я растерянно смотрел на него. Через мгновение растерянность сменилась яростью.

— Почему ты ничего не говорил мне о состоянии короля?

Шут задумался над очередным свитком, потом отложил его в кучу справа от себя.

— Но я говорил. А теперь вопрос в обмен на твой. Почему ты до сих пор не знал об этом?

Его слова привели меня в чувство.

— Признаю, что мне следовало раньше прийти к нему. Но…

— Тебе надо было увидеть это своими глазами, и никакие мои слова тебе бы ничего не объяснили. Ты и представить себе не можешь, что бы там творилось, если бы я не приходил каждый день, не выносил ночные горшки, не вытирал пыль, не уносил грязные тарелки и не расчесывал бы его волосы и бороду.

И снова мне нечего было сказать. Я пересек комнату и тяжело опустился на свой сундук с одеждой.

— Он не тот король, которого я помню, — сказал я. — Меня пугает то, как он опустился за такое короткое время.

— Пугает? Меня это ужасает. У тебя, по крайней мере, есть другой король, на случай если этот выйдет из игры. — Шут метнул в кучу еще один свиток.

— У всех у нас есть, — сказал я осторожно.

— У некоторых больше, чем у других.

Моя рука невольно поднялась, чтобы поглубже воткнуть булавку в воротник камзола. Я чуть не лишился ее сегодня. Это заставило меня подумать о том, что она значила для меня все эти годы. Королевская защита внука-бастарда, которого человек более безжалостный мог бы просто убить. А теперь, когда защита нужна самому королю? Что теперь означает эта булавка?

— Так. Что мы можем сделать?

— Ты и я? Очень мало. Я только шут, а ты бастард.

Я неохотно кивнул:

— Хотел бы я, чтобы Чейд был здесь. Хотел бы я знать, когда он вернется. — Я посмотрел на шута, раздумывая, как много он знает.

— Чейд? Чей-то-тень? Я слышал, что тень возвращается, когда уходит солнце, — последовал уклончивый, как всегда, ответ. — Думаю, слишком поздно для короля, — добавил шут тише.

— Значит, мы бессильны?

— Ты и я? Ничего подобного. У нас слишком много сил, чтобы действовать здесь, вот и все. В этой области бессильные всегда самые сильные. Может быть, ты прав: именно с ними мы должны посоветоваться. А теперь… — Тут он поднялся и устроил целый спектакль, разминая свои суставы, словно был марионеткой с перепутанными нитками. Шут заставил звонить каждый колокольчик, который был на нем. Я не смог удержаться от улыбки. — Для моего короля наступает лучшее время дня, и я должен быть там, чтобы сделать для него то немногое, что могу.

Он вышел из кольца рассортированных свитков и таблиц, потом зевнул.

— До свидания, Фитц.

— До свидания.

Озадаченный, шут остановился у двери:

— Ты не возражаешь против моего ухода?

— По-моему, я возражал против твоего прихода.

— Никогда не играй словами с шутом. Но разве ты забыл? Я предложил тебе сделку. Тайну за тайну.

Я не забыл. Но внезапно понял, что не уверен, хочу ли я знать эту тайну.

— Откуда приходит шут и почему? — спросил я тихо.

— А? — Он мгновение постоял, а потом серьезно спросил: — Ты уверен, что хочешь получить ответы на эти вопросы?

— Откуда приходит шут и почему? — медленно повторил я.

Шут молчал, и тогда я увидел его. Увидел его таким, каким не видел многие годы. Не шута, острого на язык, с живым умом, но невысокого тонкого человека, хрупкого, бледного, тонкокостного. Даже его волосы казались более тонкими и легкими, чем волосы других смертных. Черно-белый костюм, украшенный серебряными колокольчиками, и смешной крысиный скипетр — единственные доспехи и меч в этом замке, полном интриг и предательства. И его тайна. Невидимый плащ его тайны. На мгновение мне захотелось, чтобы он не предлагал этой сделки и чтобы мое любопытство не было таким сильным.

Он вздохнул. Оглядел мою комнату, а потом пошел и встал перед гобеленом, на котором король Вайздом приветствовал Элдерлингов. Шут посмотрел на него и кисло улыбнулся, находя что-то смешное там, где я никогда не замечал ничего подобного. Он принял позу поэта, собирающегося читать стихи, потом остановился и прямо посмотрел на меня: